Поцелуй смерти [= Предел дозволенного; Заговор смерти ] - Нора Робертс

– Отлично.

– Нам пора идти. – Фини встал и посмотрел на Еву. – А что ты будешь делать, пока мы просиживаем наши задницы?

– Совершу краткое путешествие. Завтра вернусь. Бэкстер должен договориться с Мирой, чтобы меня про­тестировали.

– Могла бы обойтись без этого, – проворчал Фини, – мы нажмем на все кнопки, и тебя восстановят через несколько дней.

Ева покачала головой.

– Без проверки я никогда не буду очищена от подо­зрений. Ты это отлично знаешь, Фини.

– Соглашайся только на первый уровень. Они не имеют права заставить тебя поднять планку.

Она посмотрела ему в глаза.

– Мне никогда окончательно не оправдаться, если я не пойду до конца.

– Черт возьми!

– Ничего, я справлюсь. Это всего лишь рутина, а Мира – лучший специалист.

– Да, конечно, и все-таки мне это не нравится. – Фини поднялся и взял пальто. – Поехали, ребята. Мы будем на связи, Даллас. Можешь в любое время звонить любому из нас.

– Как только что-нибудь узнаю.

Пибоди остановилась перед Евой, неловко перемина­ясь с ноги на ногу.

– Черт! – пробормотала она и внезапно крепко ее об­няла.

– Сейчас не время раскисать, Пибоди.

– Если Россуэлл в этом замешан, ему не поздоровится!

– Вот так-то лучше, – улыбнулась Ева, в свою оче­редь обнимая Пибоди. – А теперь выметайтесь отсюда. Мне тоже нужно идти.

– А меня вот никто никогда не обнимает, – уходя, пожаловался Макнаб, заставив Еву усмехнуться.

Стараясь скрыть обуревающие ее эмоции, она повер­нулась к Рорку.

– Похоже, у нас есть план действий.

Рорк шагнул к ней.

– Я не знал, что у тестирования есть разные уровни.

– Это ерунда.

– Кажется, Фини думает иначе.

– Фини – паникер. – Ева собиралась повернуться, но Рорк взял ее за руку.

– Это очень тяжело?

– Ну, это, конечно, не круиз на Гавайи, но я справ­люсь. Сейчас я не могу об этом думать, Рорк. Как быстро мы сможем добраться до Чикаго на твоем самолете?

Рорк решил, что они все обсудят завтра, и улыбнулся Еве, зная, что она в этом нуждается.

– А за сколько времени ты сможешь собраться?

Солнце уже клонилось к западу, нависая над щерба­тым чикагским горизонтом. Ева видела его последние от­блески на поверхности озера.

Должна ли она помнить озеро?

Действительно ли она родилась в Чикаго или же толь­ко провела несколько ночей в холодной комнате с разби­тым окном? Что бы она почувствовала, если бы вновь очу­тилась в этой комнате? Какие видения возникли бы перед ней? Хватило бы ей смелости выдержать их?

– Теперь ты не ребенок. – Рорк взял ее за руку, когда самолет начал плавно снижаться и впереди показалась взлетная площадка. – Ты уже не одна и не беспомощна.

Ева изо всех сил старалась дышать ровно.

– Не всегда приятно сознавать, что ты в состоянии читать мои мысли.

– Надо сказать, читать их тоже не всегда приятно. Особенно когда ты волнуешься и пытаешься скрыть это от меня.

– Я ничего не пытаюсь скрыть. Я стараюсь с этим справиться. – Ева отвернулась от окошка, так как при спус­ке у нее всегда кружилась голова. – Я приехала сюда не из-за какой-то личной причуды, Рорк, а для сбора данных по расследуемому делу. Это сейчас самое важное.

– Однако это не мешает тебе волноваться.

– Да. – Ева посмотрела на их соединенные руки. Ка­залось бы, ее и Рорка должно разделять очень многое. Но она ни разу этого не почувствовала. – Когда прошлой осенью ты побывал в Ирландии, то тоже столкнулся с лич­ными проблемами и воспоминаниями. Тем не менее, ты не позволил им препятствовать твоим делам.

– Я слишком хорошо помню мое прошлое. С призра­ками легче бороться, когда знаешь, как они выглядят. – Он поднес к губам ее пальцы. – Кстати, ты никогда не спрашивала меня, куда я ходил в тот день.

– Нет, потому что ты вернулся бодрым – и спокой­ным.

– Выходит, ты тоже умеешь читать мои мысли. Я хо­дил туда, где провел детство, в тот переулок, где моего отца нашли мертвым, и некоторые думали, что это я вса­дил в него нож. Признаться, меня всю жизнь преследовало сожаление, что его прикончил кто-то другой.

– Об этом не стоит сожалеть, – тихо произнесла Ева, когда самолет коснулся земли.

– Тут мы с вами расходимся во мнениях, лейтенант. – Его мелодичный ирландский голос звучал холодно и отчужденно. – Я стоял в этом зловонном переулке, вдыхая запахи моего детства, и чувствовал, что все это по-преж­нему у меня в крови и останется там навсегда. Но… – Голос Рорка вновь потеплел, как виски от пламени свечей. – Я стал другим, и главным образом благодаря тебе. То, что ты сделала для меня, Ева, не мог сделать никто. – Он снова улыбнулся, увидев удивление в ее глазах. – Поэтому, стоя в переулке, где отец столько раз избивал меня и валялся пьяный, пока однажды не свалился замертво, я понял, что он, в конце концов, проиграл, так как все, что со мной происходило, в итоге привело меня к тебе. – Рорк отстегнул ремни безопасности – свой и Евы. – Когда я шел назад под дождем, то знал, что иду к тебе. И ты тоже должна знать, что, когда бы ты ни решилась заглянуть себе в душу, что бы ты там ни нашла и куда бы от этого ни по­бежала, я буду там.

Эмоции переполняли Еву, угрожая вырваться наружу.

– Не знаю, как мне удавалось прожить хотя бы день без тебя!

Теперь пришла его очередь удивляться.

– Ты всегда находишь нужные слова. Ну как, успоко­илась?

– Да. И надолго.

Так как власть и деньги везде прокладывают дорогу, они за несколько минут прошли через битком набитый терминал и вышли на стоянку, где их уже ожидал автомо­биль.

Ева бросила взгляд на торпедообразную серебристую машину с обтекаемой двухместной кабиной и недовольно нахмурилась.

– Ты не мог приготовить что-нибудь, менее бросаю­щееся в глаза?

– Не вижу, почему мы должны причинять себе неудобство. Кроме того, – добавил Рорк, когда они сели в машину, – эта штука мчится, как ракета.

С этими словами он нажал на акселератор, и машина рванулась вперед.

– Боже мой! Уменьши скорость, псих! – закричала Ева. – Полиция аэропорта схватит тебя за задницу у пер­вых же ворот.

– Для этого им сначала придется меня остановить, – усмехнулся Рорк, даже не подумав притормозить. – Мо­жешь открыть глаза, дорогая. Мы выбрались из аэропорта.

– Почему ты это вытворяешь? – сердито спросила Ева, чувствуя жуткую пустоту в животе.